СМИ вообще | пресса | радио | телевидение | интернет

в моей
голове, пока мы
возвращались в
кабину, чтобы доложить командиру.
Пришли. Доложили. Минуту
или две молчали. Летели. У
меня вариантов не
было,
откуда им
быть?
А они
стали
думать: что теперь
делать?
Ни одной
аварийной посадки у этих машин пока
не было. Садиться на брюхо? Как поведет
себя машина - неизвестно. Куда садиться: на землю, на бетонку, на озеро? И -
как?
Выработав, как
принято,
керосин,
не оставив даже пары?
Но умеет ли
"ИЛ-62" планировать? Не свалится ли
в пике?
Или все же оставить
топливо в
баках? Ни одного ответа на эти вопросы...
Командир
дал
команду, штурман связался
с
Москвой.
Москва выслушала
короткий
доклад
о
нашей
ситуации.
Командир попросил
руководство решить
главный
вопрос: лететь ли домой
или, выработав
горючее над Римом,
тут же
запросить
вынужденную
посадку на
известную в
мире
специальную аварийную
полосу, которая
поливается снизу на всем протяжении мощной струёй воды.
Мы
могли рискнуть сесть на пузо,
но как бы в
озеро, надеясь на
то, что
вода
спасет самолет от загорания при трении.
Москва попросила у экипажа время на обсуждение.
Командир показал мне глазами, чтобы я шел в салон. Я и сам понимал, что
страшнее паники в самолете, попавшем в беду, может быть только
сама гибель.
Вернулся
в салон. Пока возвращался, как
и должно
быть
в таких случаях, я
подумал не
словами, а
ощущениями,
понимая, что потом (если "потом" все же
будет) ощущения обретут словесную плоть.
Сел на свое место. Вокруг были спокойные и безмятежные люди, счастливые
(как
думал я) только
тем, что пока ничего не знают.
Мои коллеги
о чем-то
переговаривались. Савва
Тимофеевич скоро
задремал, не выпуская
книжку
из
рук. Уже появились стюардессы, предлагая
питье: минеральная и сладкая вода.
Предупредили, что через час будет готов
ужин. О каком ужине они говорят,
с
ума посходили. Бред какой-то. Куда
девать себя и что
делать, я не знал. Ни
читать, ни
говорить, ни думать. О чем думать: о будущем? Но какое ждет всех
нас будущее, если все решится самое позднее через три часа?
Вышел второй пилот - красавец, блондин с киноулыбкой, прошел по салону,
проверяя
обстановку,
убедился:
полный
покой.
На обратном пути в
кабину
нагнулся надо мной, сказал коротко: "Летим домой".
Вот
так. Москва
разрешила ситуацию не в
пользу
людей,
а
в
пользу
коммерции и
престижа страны Советов:
зачем совершать вынужденную посадку в
Риме на глазах у всего мира и спасаться, если можно тихо корежиться у себя в
"Шереметьево"?
То
была
замечательная
пора
нашей заклеенной
жизни:
без
тонущих пароходов, без сходящих с рельсов поездов,
без взрывающихся атомных
реакторов, без
эпидемий
сибирской язвы,
без наркомании и проституции, без
терпящих катастрофу самолетов, даже без отделов "происшествий" в центральных
и периферийных газетах; а на кладбищах все спокойненько...
И
вдруг я внезапно подумал, что зато избавлюсь теперь от необходимости
проходить таможенный досмотр: мы просто
сковырнемся,
и
на этом
все будет
кончено. Странно сегодня вспоминать те безумные мысли, но - видит Бог! - как
замечательно лететь
в
Москву, не
терзаясь
испепеляющим
страхом за некий
груз, с которым тебя "застукали" пограничники. Впрочем, так и было:
в сетке
над моим креслом
в салоне
лежала
фирменная
аэрофлотская синяя сумка. А в
сумке
была большая кондитерская
коробка,
перевязанная
шелковой лентой
с
бантиком. Ее содержание и терзало мое сердце.
Контрабанда:
наркотики, динамит, газовые
пистолеты, сильнодействующие
яды?
Право,
вы
не
пожалеете,
если
я
прерву
воспоминания
об
одних
переживаниях и перейду к изложению других.
При
этом вы почувствуете аромат
той
нашей
искореженной
психологии,
в
которой
сами
и
убедитесь,
если
пожелаете.
Сейчас мы, совершив своеобразный оверштаг, оставим борт самолета,
пока
он продолжает лететь
в Москву, и вернемся в
Рим, в
первый день пребывания
делегации в
Италии. Именно тогда произошло посещение нами
редакции главной
коммунистической
газеты
"Унита": визит был заранее
оговорен "протоколом", ..далее 

Другие материалы по теме...

СМИ вообще | пресса | радио | телевидение | интернет