СМИ вообще | пресса | радио | телевидение | интернет

героя,
и герой
отвечает
нам: "Половина
второго".
Две
строки в
газете.
Отдать больше
места под диалог вроде
бы
жалко. Но если максимально приблизить его к
истинно разговорному, если уйти
от вынужденного лаконизма, надо бы написать так:
- Который час? - спросил я имярек.
- Вы разве торопитесь? - сказал он.
- Да нет, - смутился я, - всего лишь проголодался.
- Половина второго.
Четыре
строки,
но
-
правда.
Читатель верит,
что
был именно
этот
разговор, что
автор
смутился, а
герой
едва
не
обиделся.
По-моему, это
чрезвычайно
важно
для нас, поэтому, работая над
диалогом,
мы
не
должны
забывать:
не
только
произносимые
слова
рождают
у
читателя
ощущение
достоверности происходящего,
но и психологическое
состояние говорящих:
их
настроение, их, если угодно,
физическая возможность произносить те или иные
фразы.
Иногда
мы
позволяем
себе
или
нашим
собеседникам
говорить
без
перебивки
целый
монолог, причем
совершенно не учитывая, какие
неприятные
слова звучат
в нашем и чужом
исполнении,
по характеру ли они нам
и нашим
собеседникам.
А ну,
как наш
герой
вспыльчив
и несдержан, и об этом
уже
сказали
читателю, а мы вдруг заставляем
его, такого вспыльчивого, спокойно
выслушивать
чью-то
длиннющую тираду, будто он каменный
сфинкс, тем
самым
противореча собственным словам, характеризующим его образ.
Да, жаль тратить газетную площадь на "живой" диа-лог,
но лучше, с моей
точки зрения,
тогда
совсем за него не браться. Приведу несколько примеров.
Вот
диалог,
взятый
из
одного
очерка,
опубликованного в
"Комсомольской
правде" и принадлежащего перу весьма опытного журналиста:
"Она
жила в Минске,
училась
на
первом курсе
пед-института, а тут -
призыв
на целину. "Перехожу на заочное.
И
-
еду!
Решение окончательное,
отмене не подлежит". Дом
уже казался далеким прошлым. А
впереди - "цветные
мечты".
Катя
излагала
Андрею Мурашову,
рослому
парню
из-под
Воронежа,
свесившему голову с верхних нар:
- Мне
представляется, что это
будет за город.
Точнее, агрогород, где
городские удобства сплетутся с прелестью
природы. Белые
дома среди зелени,
озеро в центре... А вокруг поля. Все пшеница, пшеница... Желтая. И разрезана
она на квадраты лесными полосами.
Мурашов
хотел сказать:
"Картина
с
плаката". Но не
решился
обидеть
соседку и согласился:
- Будет, конечно, город.
- И будет там школа с большими окнами. Я закончу институт и начну учить
в ней детей.
- Так пацанов-то нету, - усмехнулся Мурашов.
- Сейчас нет, но со временем будут.
Она так и
уснула, девчушка
в брючках и
пестреньких
носках.
Прикрыв
ресницы, Мурашов смотрел на нее и тоже думал, как оно все будет..."
Диалог
этот, возможно,
необходимый, служебная задача
нам ясна:
едут
люди на целину,
мечтают о будущем, как-то
представляют
его себе,
а потом
очеркист,
вероятно,
либо
подтвердит
реальность этих
представлений, либо
опровергнет.
Но
как искусственно сконструирован разговор! Он
происходит в
поезде? Молодые люди лежат на
полках? А если на
"нарах", то где? Наверное,
они шепчутся, чтобы
не
разбудить
окружающих? Один
этот факт может что-то
добавить к беседе, окрасить ее
задушевностью, доверительностью. Но где
все
это? Почему никто из
соседей не скажет раздраженно: "Погромче не можете?" И
почему Мурашов про
себя
думает,
что
представления девушки -
"картина
с
плаката", почему стесняется сказать это вслух? Не потому ли, что его реплика
потянет
за собой
то ..далее 

Другие материалы по теме...

СМИ вообще | пресса | радио | телевидение | интернет